Казалось бы, выходной день — прекрасная возможность отоспаться за все те выматывающие трудовые будни, что остались позади, но отчего-то Олю она не прельщала, и девушка по привычке просыпалась ещё даже до нежной мелодии будильника — с приятным и привычным чувством сонливости, но без ощущения, что впереди ждёт очередное испытание десятками чересчур активных маленьких человечков. Из-за последних же каждый, казалось бы, обычный день, приобретал свои особенные краски — в садике никогда не было скучно, каждый день был полон своих, неповторимых событий. Тем не менее, дни вне его стен было особенными, ни на что более не похожими вдвойне, ведь это время можно было посвятить исключительно себе или же общению с близкими — в данном случае Оля с самого утра, в эту пору года больше похожего на глубокую ночь, предвкушала встречу с братом, с которым они ещё накануне договорились встретиться — в конце концов, каждая минута, проведённая с семьёй, была на вес золота, так что приподнятое настроение данная возможность гарантировала, как и то, что все мысли во время домашних хлопот будут заняты именно делами грядущими.
Соответственно, до места встречи Ольга добиралась, что говорится, чуть ли не на крыльях, и возможно именно поэтому пришла на ледовую арену раньше времени, что, впрочем, её нисколько не расстроило, даже напротив — зато было время немного разогреться. Черненко полюбила каток с тех самых пор, когда впервые встала на коньки — ещё в далёком детстве, когда всё закончилось не слишком удачно и количество падений, которых, как казалось в процессе, было бесконечное множество, можно было посчитать по количеству синяков — и с тех пор периодически проводила выходные на коньках, значительно улучшив свои навыки.
Вот и сейчас, только ступив на лёд, девушка не удержалась от улыбки. Ей нравились морозные порывы воздуха, стоило разогнаться посильнее, и приходящее необъяснимое ощущение свободы, нравились люди вокруг — шумящие, не сдающиеся после неудач, возящиеся с детьми, один из которых, возраста постарше, чем её воспитанники, даже случайно врезался в неё на скорости, отбившись от чрезмерно опекающих его родителей, и тут же после этого помчался дальше.
Когда же через некоторое время кто-то в неё влепился вновь, Оля испуганно вздрогнула, широко распахнув глаза, и успела подумать лишь о том, что, должно быть, ей сегодня везёт на тех, кто не умеет вовремя затормозить. Ещё сильнее стало её удивление, когда оказалось, что этот некто вовсе не незнакомец, а целый Гилберт, впрочем, помимо него девушка испытала и радость от столь неожиданной встречи, и широко улыбнулась Байльшмидту, крепче сжав его руку.
— Судя по всему, дождалась, — тихо хохотнула девушка в ответ, успев отметить для себя, что у мужчины довольно-таки заразительный смех. — Рада тебя видеть, Гилберт. На самом деле, мы договорились с братом встретиться здесь, но он что-то запаздывает. А ты здесь какими судьбами?

Осмотрев «камрада» с головы до ног, Ваня всё-таки пожал протянутую руку, хотя и куда крепче, чем это полагалось в обычных рукопожатиях. Внешность была броская: глаза красные, волосы цвета бумаги. Всё-таки в их городе альбиносы встречались редко, если не сказать никогда. Кому как не актёру это утверждать, у Вани имелась профессиональная привычка – вглядываться в каждое прохожее лицо и вникать в чужую мимику. Зачастую это пригождалось уже на сцене, но иногда и в повседневной жизни этот навык оправдывал своё существование. Жизнь игра, и все мы в ней актёры, как говорится.
Собственно, если продолжать разговор про лица, лицо Гилберта показалось Ивану знакомым. Брагинский был готов поклясться, что уже где-то его встречал, а может быть даже больше одного раза. Конечно, вряд ли они были знакомы когда-либо. Ваня был уверен, что среди его друзей и просто знакомых альбиносов раньше не было. Конечно, далеко не всегда обязательно знакомство для того, чтобы столкнуться с человеком. Всё-таки, в одном городе живут.
Внешний вид род деятельности Гилберта не выдавал, вот тут-то взгляду было абсолютно не за что зацепиться. Где они могли когда-либо столкнуться прикинуть было сложно. «Скорее всего какой-нибудь бар,» – решил про себя Иван, но догадку вслух не озвучил. В конце концов, он вполне мог его перепутать с каким-нибудь другим альбиносом. Однако некоторое предвзятое отношение из сложенных фактов у него уже вышло: этот самый Гилберт буквально пару секунд назад любезно облапал Ванину старшую сестру, и, возможно, гуляет по барам. Когда говорят: «Для сестёр только лучшее», – это в виду не имеют.
– Иван Брагинский, – после некоторой паузы Ваня-таки удосужился представиться, всё также улыбаясь до ушей, – тот самый младший брат. Привет-привет.
Сестра, как и всегда при их встречах, лучилась счастьем и радостью. От этого у Брагинского на душе становилось легче. Судя по её вполне здоровому лицу и опрятному внешнему виду, сейчас в её жизни проблем не так уж и много, как было раньше. Что не говори, а Ваня всегда за неё беспокоился, как бы редко они не виделись.
К слову, Оля и правда всегда была куда более общительна, чем он, и с ней было в разы легче установить контакт. Вокруг неё частенько ютилось такое количество людей, что Ваня даже не трудился запоминать имена. Возможно, этот парень один из таких её приятелей. Однако первое впечатление штука серьёзная, так просто от неё не избавиться.
– Да, пожалуйста, побудьте с нами, – «…чтобы я смог понять, что ты за человек такой,» – последнее, Иван, конечно же, вслух не добавил. Напротив, вид он старался держать самый доброжелательный и приятный. Зла же вроде бы пока желать не за что.
Окинув взглядом каток, Брагинский вспомнил, что здесь, по-хорошему, нужно кататься на коньках, а не болтать с катающимися через перила. Людей, к счастью, на льду было довольно мало, да и те в большинстве своём дети. Это не могло не радовать. Ваня терпеть не мог большие скопления народа. Ему в целом по душе были обширные, открытые  и пустынные места. Люди только придавали лишнее ощущение скованности.
– Я, пожалуй, за коньками схожу, – Иван указал большим пальцем за спину, на стойку проката, – а вы, я надеюсь, ничего пока неприличного творить не будете.
Последнее Ваня проговорил в шутливой манере и вроде бы даже с улыбкой, но всё равно фраза прозвучала слегка жутковато. Может быть, ещё одна профессиональная привычка.

Оля видела только то, что хотела видеть, и что было на поверхности, а именно — столь желанное девушкой обоюдное дружелюбие между мужчинами. В конце концов, кто знает, как Ваня отнёсся бы к незнакомцу, особенно когда его присутствие не оговаривалось прежде, и вдруг Гилберт пожелал бы оставить родственников одних, чтобы «не мешаться» на всякий случай, или же убежав по своим неотложным делам. Однако ничего из того, чего Ольга боялась, не произошло, так что она полноценно успокоилась и продолжила радоваться происходящему, и даже как-то по-детски захлопала в ладоши, когда Байльшмидт согласился составить им компанию — впрочем, за такой бурной радостью она пыталась ещё и скрыть лёгкое смущение от прозвучавших комплиментов, которые она не то, чтобы привыкла слышать, выдаваемое лёгким румянцем, который вполне правдоподобно можно было списать на холод вокруг, заставлявший розоветь ещё и немного замёрзший нос, отчего девушка чуточку походила на Деда Мороза.
Впрочем, радоваться ей было недолго — в конце концов, она всегда была довольно-таки эмоциональна, и настроение её стремительно сменяло одно другим. Вместо радости пришло удивление. Девушка недоуменно захлопала глазами — сказанное предостережение, прежде чем Ваня отправился за коньками, привело Ольгу в краткий ступор. Какие такие неприличности? В голове девушки, казалось, можно было услышать ход шестерёнок, настолько старательно услышанное пыталось в ней уложиться правильно. Конечно, забота, тем более от брата, — это приятно, но не настолько же!
— Ваня, он священник! — возмущённо и достаточно громко проинформировала девушка уходящего брата, после переведя не менее возмущённый взгляд на Гилберта, который, кажется, разубеждать Брагинского в его мнении, пусть даже и шутливом, не особо-то и собирался. Отчего-то «священник» из её уст прозвучал не то как приговор, не то как «импотент» или ещё нечто похуже, предполагающее, что человек даже если бы хотел что-то сделать, то не смог бы совершенно. У Оли, собственно, и отношение к церковным деятелям было соответствующее — чуть ли не святые, которые отказывают себе во всех земных благах, молятся в одиночестве и, в общем-то, не очень походят на людей счастливых. Наличие множества священников, имеющих семью, её нисколько не останавливало в подобных суждениях, да что там, её даже Гилберт, совершенно не воплощавший в себе стереотипные представления о священниках, не был способен переубедить одним своим существованием. Случай был тяжёлый. Ей было бы даже неловко перед другом за такие заявления родственника, однако, его подобное, казалось, совершенно не смутило, так что не оставалось ничего иного, кроме как успокоиться и поддакнуть:
— Ванька вообще замечательный, на самом деле, — а после и впериться в друга теперь уже заинтересованно, желая поподробнее расспросить о причинах, почему же они с названным Лютцем редко видятся, но Ольга лишь немного растерянно улыбнулась, заслышав это ласковое «Софьюшка», и помахала на недолгое прощание рукой, когда Гилберт поспешил покинуть её общество. — Удачи, мы скоро будем.
Оставшись одна, Оля какое-то время понаблюдала за катающимся священником, волнуясь, как бы он не наткнулся на кого-нибудь вновь, а после решила подъехать поближе ко входу на лёд, дабы дождаться брата. День, определённо, уже складывался совершенно не так, как планировалось, но это было к лучшему.

Ждать брата долго не пришлось, Оля даже не успела толком вновь засмотреться на катающихся, лишь иногда замечая среди них слишком выделяющегося среди прочих, и в то же время немного сливающегося с белоснежным льдом Гилберта. Стоило к ней присоединиться Ивану, как всё внимание девушки тут же было переключено на него, и она привычно счастливо заулыбалась в ответ на его собственную улыбку и вопросы, которые возникали практически при каждой их встрече.
— Главное, что сейчас ты здесь. Я соскучилась, — на последовавшую в конце фразу Вани, Оля лишь тепло улыбнулась и сделала то, что ей было нужнее любых извинений — крепко обняла брата, надеясь, что он будет не против такого проявления степени того, насколько сильно она по нему соскучилась. Она нисколько не винила его в том, что они редко видятся — это было бы как минимум глупо. У каждого из них была своя жизнь, и от этой истины, пусть и болезненной, было не скрыться. Можно было лишь пытаться забыть об этом в такие встречи, как сейчас, не тратя время на то, чтобы сожалеть об ушедшем, и просто наслаждаться тем, что как далеко бы они не были друг от друга, они всегда могут рано или поздно встретиться и увидеть родные лица вновь. Оля бесконечно скучала по беззаботному детству, когда они каждый день были вместе, но не могла жить лишь воспоминаниями о нём, всегда нужно было возвращаться в суровое настоящее со своими делами и целями.
— А у меня всё замечательно. Не болею, не бедствую, коллеги добрые и понимающие, дети, в большинстве своём, по-прежнему шумные и чересчур активные. Устаю, конечно, но справляюсь и даже умудряюсь любить свою работу. Насколько помню, в последнее время не было никаких серьёзных инцидентов, что не может не радовать, хотя всегда найдутся родители, которые к чему-нибудь да придерутся, но их можно понять. В конце концов, должно быть, отдавать своего ребёнка в чужие руки — довольно-таки пугающе, никогда не можешь быть уверен, что с ним всё будет в порядке, что никто не обидит и не обделит, — хоть Оля и не призналась бы в этом вслух, но примерно такие же чувства, как родители вдали от своих детей, девушка испытывала и по отношению к Ивану, когда они слишком долго не выходили на связь. Жив ли, здоров ли, в хорошем ли настроении — да и в целом, как он там, один? Иногда Оля задумывалась о том, что, должно быть, не растраченная любовь на собственных детей, которых до сих пор не удалось завести, просто искала самый ближайший выход, хотя, казалось бы, разве ей не хватает всей той оравы детишек в детском саду, каждый из которых требовал внимания и заботы? В последнее время Черненко начала задумываться также о дополнительной возможности избавиться от грызущего одиночества, накатывавшего порой вечерами в пустой квартире, — завести кошку. Или даже нескольких.
— А недавно из пластилина лепили. У некоторых так красиво получилось! А одна девочка подарила мне свою поделку — кролика. Правда, он был зелёный и с хоботом, но это было так мило! — краткость — сестра таланта, но явно не для Оли, которую зачастую заносило в припоминание каких-то мелочей, которыми хотелось поделиться. Пожалуй, она могла бы говорить чуть ли не часами, будь они в более тихом и укромном месте, где можно было посидеть да выпить горячего какао. Впрочем, слушать она тоже любила, да и за брата волновалась не меньше, чем он за неё, так что не поинтересоваться его делами, наконец немного от него отлипнув и пристально глядя в глаза, было бы грешно. — А у тебя как жизнь? Совсем работа изматывает?